Национальный вопрос в творчестве Дины Рубиной
«Джаз-банд на Карловом мосту» (о Кафке) - одно из самых откровенных произведений писательницы на еврейскую тему. Для автора рассказа судьба Кафки и его родственников – прежде всего повод для вынесения приговора «благословенной культурнейшей Европе». Приговора, звучащего дважды – в связи с еврейскими жертвами Второй мировой войны и современными событиями на Ближнем Востоке. Последние оцениваются Рубиной неожиданно-ожидаемо. Якобы проарабская позиция Франции, Германии, Италии в «очередной войне» между Израилем и Палестиной вызывает у писательницы такую реакцию: «Старая шлюха Европа осталась верна своей антисемитской истории».
Это в высшей степени предвзятая и оскорбительная точка зрения. Рубина видит только свое. Видит несколько сгоревших синагог во Франции и не видит в сотни раз большее количество разрушенных православных храмов в Косово, не видит трагедию сербов, палестинцев, иракцев и многих других народов. Поэтому и резкие высказывания рубиной в адрес США, Израиля, Англии, косоваров в принципе невозможны.
Национальный эгоцентризм писательницы не имеет никакого отношения к традициям русской литературы. Периодически своей концентрацией он просто ошеломляет. Так, старинное еврейское кладбище в Праге видится Рубиной «великой армией отмщения», которая в час явления Спасителя «встанет за плечами моего народа». Идея тотальной мести, ненависти к врагам Израиля и, прежде всего, носителям христианских ценностей характерна для многих русскоязычных авторов.
Проблема обретения имени возникала у Дины Рубиной в молодости, как у героини рассказа «Яблоки из сада Шлицбутера». Ответ на впервые возникший у героини вопрос «чья я, чья» Рубина предлагает искать в «сокровенном чувстве со-крови». «Чувство со-крови» и есть национальный эгоцентризм, который обязательно приводит любого писателя к нарушению правды исторической, психологической, художественной. И творчество Дины Рубиной лучшее тому подтверждение.
Национальный эгоцентризм в произведениях Дины Рубиной далеко не всегда проявляется в открытом виде. Довольно часто он существует в скрытом – «растворенном» или «полурастворенном» - виде, его нужно собирать по частям, чтобы получить цельное представление. Примером тому роман «На солнечной стороне улицы. Многими авторами отмечается любовь, с которой в произведении изображается старый Ташкент, город до землетрясения 1966 года. И с этим трудно не согласиться. Однако то, как расставлены Рубиной национальные акценты, вызывает вопросы.
Часто герои романа не имеют имени-фамилии, для Рубиной важна их национальная принадлежность – узбеки, уйгур. Подобное употребление слова «русский» в положительном контексте романа отсутствует. Подавляющее же большинство персонажей «На солнечной стороне улицы», утративших или почти утративших человеческий облик, - русские.
С симпатией изображая представителей разных народов, за исключением русского, Дина Рубина не навязчиво, но настойчиво проводит мысль: евреи – вот народ, который абсолютно превосходит всех остальных по своим профессиональным или человеческим качествам. Духовный отец Веры Михаил Лифшиц открывает ей глаза на то, что они живут в империи, в которой Узбекистан – колония, и так далее и тому подобное: прямо по «блокноту агитатора» любого либерала-русофоба. Хотя слово «русские» в этой беседе не звучит, вопрос, кто кого угнетает, не возникает.
А вот что говорит сама Рубина в одном из интервью: «Да, в Ташкенте было всё несколько мягче, теплее для евреев. Не так заставляла жизнь выдавливать из себя по капле иудея, чтобы быстренько стать эллином. Хозяева, узбеки, притесняемые советской властью в своей идентичности, смотрели на этническое меньшинство более сочувственно, чем на титульную нацию. Словом, было, было обаяние в этой относительной свободе колониального юга…»
По этому поводу кратко можно сказать так. В СССР была «империя наоборот», то есть именно Россия была главным донором, главной колонией, обделенной во всех смыслах куда значительнее, чем другие республики. А титульная нация, которую Рубина ассоциирует с властью, - одна из самых пострадавших наций за годы антирусской власти, пострадавшей гораздо больше, нежели евреи.
Империя и исторический город сталкиваются, по Рубиной, в 1966 году: «Старый Ташкент был сокрушён в 66-м году подземными толчками и дружбой народов, снабжённой экскаваторами». Различные варианты этой мысли встречаются у писательницы неоднократно.
Павлов Ю. Дина Рубина: портрет на фоне русскоязычных писателей и Франца Кафки // Наш современник. – 2008. - №11. – С.271 – 280.
Дина Рубина в романе «На солнечной стороне улицы» пленяет читателя свободой и какой-то тригоринской памятью на подробности, словно увезла с собой всякое «облако, похожее на рояль». Затруднительно жанрово определить её книгу. Скорее, конечно, роман по хороводу судеб и по тому, какой живописный ковер выткан из них. Но ведь и мемуар, потому что весь пред- и послевоенный Ташкент написан как только может написать любящий, намертво связанный с городом человек. Но отчего это блестящее чтение так трудно? Отчего так мучает это смешение высоты и низости, словно пишут два человека. один любит, а другой этой любви как будто стесняется. Один весь там – в святом бедном детстве, а другой нынешним умом тогдашнюю нищую счастливую цельность разложил и увидел, что там, оказывается, все было мудренее и хитрее. И неведомое там деление на евреев и неевреев теперь задним числом обнажилось и уязвило сердце. И стало стыдно за счастье единства и теперь надо извиниться перед кем-то, выйти из минувшего неподвластным времени и независимым от него. А «независимость-то» обманчива. Непременно глаза на читателя поднимешь, пока пишешь, - на одного, на другого. Нет нас – независимых. И то, что одной половине читателей хорошо, другой – больно. Ничего не сделаешь. И лучше задним числом не умнеть и во имя нынешней правды прежней не предавать.
Курбатов В. Время жизни // Дружба народов. – 2007. - №11 - С.202.
Подготовила Долгалева Т.М.