Константин Кравцов. Статья «Русский апокалипсис: агнцы и козлища»

Тина Канделаки: «Почему вы все время говорите о России как о стране русских? Русские, нет вас! Это уже давным-давно всеми доказанный факт, что российский этнос не состоит из русских!»

Интересно было бы ознакомиться с этими доказательствами и трудами тех, кто их приводит. Не уверен, но и не исключаю, что Тина Канделаки сделала такой напрашивающийся сам собой вывод из знакомства с литературой Третьего рейха. Например, Генрих Гиммлер в 1935 году писал, наблюдая, судя по всему, то, что произошло и происходило тогда в России:  

 «Когда у народа кровавым и насильственным путем отбирают его лидеров, следующим этапом для него становится государственное, экономическое, культурное, духовное и наконец физическое рабство. Остатки такого народа, вследствие бесчисленных кровных смешений, теряя чувство самоидентификации и собственной неповторимой значимости, обезличиваются — и в течение короткого исторического этапа перестают существовать. То единственное, что может сохраниться, — это лишь исторические сведения о том, что такой народ однажды существовал».  

К слову, об утрате обезличенными рабами чувства самоидентификации и собственной неповторимой значимости с восторгом говорилось с партийной трибуны как об одном из главных достижений социализма.  

«За годы советской власти неузнаваемо изменился облик русского человека», — обронил, насколько мне помнится, на последнем партийном съезде Михаил Сергеевич Горбачев. И немудрено: историческая Россия и Совдепия — антиподы-антагонисты, о чем в свое время писал Иван Ильин, говоря вместе с тем о поддержке большевиков Европой, хотя едва ли не большую поддержку им после Октября оказала Америка:  

«Движимая враждебными побуждениями Европа была заинтересована в военном и революционном крушении России и помогала русским революционерам укрывательством, советом и деньгами. Она и не скрывала этого. Она делала все возможное, чтобы это осуществилось. А когда это совершилось, то Европа под всякими предлогами и видами делала все, чтобы помочь главному врагу России — советской власти, выдавая ее за законную представительницу русских державных прав и интересов».  

За таковую она выдается и теперь в нашем уже не социалистическом, а капиталистическом отечестве. И если узнать в советском человеке русского было невозможно уже при Горбачеве, то тем более невозможно узнать его в россиянине.

Но что значит быть русским? Обязательно ли для этого быть русским этнически, да и вообще говорить на русском языке, не говоря уже о том, чтобы жить в стране, бывшей когда-то, при всех своих изъянах, — а их полно в любой стране и в любое время — православной Россией?

Расовая теория, хотя и появилась в России и только потом в Германии, где ее приспособили к насущным нуждам национал-социализма и сделали из нее теорию расового превосходства, едва ли даст ответ на этот вопрос. Но какой-то ориентир может задать здесь «Безделица для погрома» Луи-Фердинанда Селина, всемирно известного до Второй мировой французского писателя, оказавшегося коллаборационистом, чуть не угодившего в тюрьму в те дни, когда во Франции стригли наголо и гнали нагишом через весь город француженок, спавших с немцами, а после практически забытого.

«Зоологический антисемит», да и вообще расист, мизантроп, не питавший любви к роду человеческому, а испытывавший к нему неодолимую неприязнь, Селин побывал в Ленинграде в 1937 году. В числе прочего посетил он со своей переводчицей и гидом, ставшей его любовницей, и антиромановский музей в Александровском дворце в Царском селе, переименованном в Детское. К слову, такой же музей наряду с антирелигиозным музеем существовал и в Ипатьевском доме на бывшей Вознесенской площади, переименованной в площадь народной мести, посередине которой стоял бюст Карла Маркса. Да и в каком губернском городе не стоит до сих пор эта, с волосами по плечи и с пышной бородой, голова люто ненавидевшего Россию и русских первого коммуниста-теоретика, создателя «научного», а потому непогрешимого и всесильного «учения»?

Чтобы не быть голословным — несколько строк основоположника из статьи в «Новой Рейнской газете», органе «Союза коммунистов»: «В России, у этого деспотического правительства, у этой варварской расы, имеется такая энергия и такая активность, которую тщетно искать у монархий старых государств». Вывод, напрашивавшийся сам собой из слов учителя, сделал Энгельс, заявив о необходимости «безжалостной борьбы не на жизнь, а на смерть с изменническим, предательским по отношению к революции славянством» и объявив контрреволюционной расе «истребительную войну и безудержный террор», осуществленные большевиками на практике. Но Энгельс оказался еще и пророком, заявив, что «ближайшая всемирная война сотрет с лица земли не только реакционные классы и династии, но и целые реакционные народы, — и это также будет прогрессом!».

Итак, прогресс, кроме прочего, — это еще и исчезновение «реакционных народов», самый реакционный из которых, естественно, русские, о чем не перестают твердить сегодняшние российские либералы, как и о необходимости «истребительной войны и безудержного террора» против остатков этого народа, если таковые еще сохранились после всех коммунистических экспериментов и демократических «реформ». Но мы отвлеклись. Так вот, о тяжелом впечатлении, произведенном музеем на французского гостя, которое он и высказал на обратной дороге своей спутнице, и ее неожиданно бурной реакции.