Александра Киселева. «Я и мои звери»

Новые звери не появлялись в моей голове достаточно долго. Я уже на­чал думать, что на этом все и остановится. Научился уживаться с собакой и кошкой и усмирять периодически просыпавшегося бандерлога. За это вре­мя я стал выше и, хотелось бы надеяться, умнее. У меня наконец сломался голос, с лица ушли прыщи. Но, что странно, девушки меня пока абсолютно не интересовали. Не могу сказать, что .я не находил их привлекательными. Только сейчас, когда мне уже перевалило за тридцать, я понимаю, что под деланым безразличием скрывались обыкновенная робость и детский страх. С Артуром мы по-прежнему дружили. Он был тем еще ловеласом — посто­янно рассказывал мне о своих похождениях, и я, признаться, втайне ему завидовал. Однако чем старше я становился, тем больше мне приходилось контактировать с людьми. Сначала с этим было, прямо скажем, туго: я не мог поддержать диалог, потому что терялся и не знал, что сказать в ответ, в больших компаниях предпочитал оставаться незаметным. Но со временем у меня сформировалась определенная модель поведения: я по-прежнему был достаточно замкнут и по душам мог поговорить только с Артуром, но я научился поддерживать разговор и пусть кратко, но отвечать на щепе­тильные вопросы и даже иногда шутить. Так, в один прекрасный день (мне тогда было восемнадцать), когда мы с товарищами собрались в местном баре посидеть за пивом, я, немного выпив, стал вести себя достаточно рас­кованно: вступил с одним из парней в жаркую дискуссию о политике, на­шел в себе силы отвесить комплимент девушке-бармену, на которую давно заглядывался. Тогда в моей голове появилась змея.

Она одинаково хорошо ладила как с кошкой, так и с собакой, иногда подталкивая их к каким-то решениям и пресекая их перепалки. Что же касается бандерлога — однажды утром я проснулся с очередной головной болью: той ночью змея задушила его.

С Артуром на тот момент мы уже толком не общались, так как он уехал учиться в столицу. Разве что иногда обмени­вались короткими дежурными сообщениями в соцсетях. Где-то в середине второго семестра я начал встречаться с девушкой с параллельного пото­ка. Познакомились мы достаточно просто: я в гордом одиночестве сидел за столиком в кафетерии, пытаясь читать какую-то книгу, однако лишь машинально водил глазами по строчкам, абсолютно не вникая в написан­ное. Через какое-то время я заметил полноватую темноволосую девушку, нерешительно поглядывающую на меня и, судя по всему, направляющую­ся к моему столику. Я кивнул ей, предлагая сесть рядом.

Так в моей жизни появилась Ирэн. Не буду углубляться в подроб­ности, скажу лишь то, что это было первой в моей жизни влюбленно­стью. В целом ничего примечательного за время наших отношений не произошло. Мы получали удовольствие, находясь рядом друг с другом. Если обобщать, мы были среднестатистической, относительно счастливой парочкой. Через какое-то время после знакомства с Ирэн в моей голове появился соловей. Его присутствие я воспринимал по-разному, в зависи­мости от ситуации. Иногда он раздражал меня, делая мои слова и поступ­ки чересчур сентиментальными, а иногда позволял быть романтичным тогда, когда это было уместно. Примерно в одно время с ним появилась лиса. Иногда она злилась на соловья, периодически пытаясь поймать и съесть его. Но иногда, когда это было действительно необходимо, они представляли собой идеальный тандем.

Расстались мы с Ирэн довольно мирно, однако еще довольно долго после этого соловей прихрамывал, периодически выдавая трели, отдаю­щие отчаянием, а лиса не раз заставляла меня плутовато оглядываться на каждую вторую встречную девушку.

Однажды, уже практически на рассвете, я сидел в какой-то Богом за­бытой забегаловке. Домой идти не хотелось, хотя бы потому, что там мне было абсолютно нечего ждать. Жил я в маленькой и аккуратной съемной квартире недалеко от работы. Я старался поддерживать в квартире идеаль­ный порядок и следовать своему режиму, однако иногда жизнь кажется настолько однообразной, что хочется собрать вещи и пойти куда глаза глядят. С собиранием вещей я пока не торопился, но с полуночи сидел у барной стойки и лениво потягивал коньяк. Не то чтобы я был сильно пьян. Алкоголь, вместо того чтобы спровоцировать меня на сильные эмо­ции, заставил меня погрузиться в себя еще сильнее, чем обычно. Я разго­варивал с кошкой. Лиса, немного оживившаяся по приходе в бар, теперь спала, свернувшись калачиком. Остальные же звери были заняты своими делами, судя по всему, не стремясь взаимодействовать со мной. С кошкой я говорил об одиночестве. В свои тринадцать-пятнадцать лет я только и делал, что старался убежать от общества, которое могло бы принять ме­ня, если бы я этого захотел. Теперь же одиночество стало вынужденным. К чему это приведет? Вроде вариантов развития событий не так уж и много, но на то и существует неопределенность. Неизвестность гораздо страшнее чего-либо ужасного, но понятного, осязаемого.