Александр Тюжин. Романчик «Канны для ванны»

Через час у меня опухла голова. Многие, такие, как Новиков, утверждали, что можно расслабиться и жить в свое удовольствие, потому как все предсказания, календари и прочее — чушь несусветная. Если и будет глобальная катастрофа, то явно не в ближайшие пару тысяч лет, а это значит, что, во-первых, нас к томувремени не будет, а во-вторых, наши потомки будут уже вовсю гонять по галактике, как в «Звездных войнах» или «Пятом элементе». Это, можно сказать, неисправимые оптимисты. Люди же более склонные к меланхолии и ученые-реалисты не отрицают того, что в любой момент может произойти сдвиг земной коры или растают все снега Арктики, и тогда миру придется ой как несладко. Надеюсь, вы понимаете, что выражение «ой как несладко» является самым мягким, из того, что на самом деле нас ожидает. К тому же эти самые ученые говорят о том, что уже сейчас все чаще и чаще случаются наводнения, землетрясения, извержения, это все неспроста, и только откровенный полудурок может это отрицать.

Вот же угораздило родиться в России, стать фрилансером и жить в возможно последнюю эпоху планеты Земля. Я твердо решил, что фильму быть.

И тут снова зазвонил телефон.
— У аппарата!
— У батареи. — ответил Новиков.
— Выспался?
— Типа того…
Значит, не очень, но и по фигу, скоро все будем спать долго, очень долго, возможно, даже вечно.

— Что там с помрежем?
— Ага, все-таки поверил в апокалипсис? — обрадовался я.
— Ни фига. Просто слово прикольное.
— Что в нем прикольного?
— Не знаю. Просто прикольное.
— Угу. Похоже на помрешь!
— Иди ты! — Разозлился товарищ.— Юмор у тебя какой-то черный.
— Ладно. Слушай, вот что я решил. С завтрашнего дня снимаем фильм. Это будет настоящая бомба, нереальный хит, Ларсу Фон Триеру и не снилось с его «Меланхолией».

— Отличный план,— одобрил Новиков,— когда это ты успел написать сценарий?
— Сценарий? Какой сценарий?
— Фильма, дебил.
— Фильма «Дебил»? Я не знаю такого фильма.
— О, Боже…
— Не понял, а зачем мне сценарий? — спросил я чуть погодя.
— А кино ты как собираешься снимать?
— На камеру.
— А-а-а.
— А сценарий на фиг не нужен. Кто сейчас снимает по сценариям?
— Вообще-то все, — возразил Саня.
— Вот у них фуфло всякое и выходит, а мы не все. Мы снимем настоящий фильм.
— Амбициозно!
— Ты давай не подкалывай, лучше скажи, ты в деле или нет?
— Конечно, я в деле! Всегда хотел кино заниматься.

Какие все киноманы, оказывается, куда ни плюнь, всюду кинорежиссеры ходят! Конечно, камеру держать — не мешки ворочать, можно и помечтать о кинокарьере. Вот сниму свой шедевр и никогда больше не буду делать кино. Надо быть брутальным, как Рой Андерссон, с его темпами он так и не представит миру свой пятый фильм, а жаль. Но что-то я отвлекся. Речь же не о моей брутальности, а о грядущем конце чего-то. Поболтав еще немного с Новиковым, мы договорились встретиться завтра и пойти за камерой к Сереге Заикину — нашему общему товарищу. Разговор был закончен, я сделал первый шаг к фильму, и нужно было садиться выполнять заказ, а мне жутко не хотелось. Еще бы, все мысли были о предстоящем дне, я уже видел себя в нелепом наряде «а-ля» режиссер, бегающим по улице с горящими глазами и донимающим несчастных прохожих своими нелепыми вопросами: «Что ждать от конца света?», «В чем смысл жизни?» и «Будет ли вам в небытии не хватать бренности бытия?». В моем представлении все складывалось замечательно, и я постоянно кричал: «Гениально!», «Отличный кадр», «Еще один дубль», «Снято». Красота! А тут какой-то жалкий логотип для никому не известной строительной фирмы. Суровая правда жизни. Промучившись полтора часа, я родил что-то нелепое, нагло напоминающее совковый серп и молот, только в современной обработке. Шуроповерт и рулетка. Мне не очень нравилось то, что получилось, но я давно заметил: чем больше ты доволен своей работой, тем сильнее ее критикуют и заставляют переделывать, и, наоборот, чем большее чувство стыда охватывает тебя за твой труд, тем меньше проблем возникает с его одобрением у заказчика. Будь на одном уровне с работодателем, не выпендривайся, и будет тебе счастье. А для себя делай как угодно. Вот еще одна умная мысль, рожденная моим не самым огромным на свете умом. Неплохо, да? На этот раз я тоже не стал грузиться. Ну, фигня и фигня, лишь бы заплатили. Отправив логотип на почту заказчика, я вернулся к просмотру видео и передач о грядущем апокалипсисе. Ученые с умным видом рассказывали о том, что может ожидать нашу планету, использовали какие-то сложные термины, показывали непонятные графики и все как один твердили, что выжить не удастся никому. Нет, что-бы вы поняли, что это на самом деле означает, писать нужно исключительно так: НИКОМУ — и говорить отрывисто, многозначительно и по слогам: НИ-КО-МУ. Священники же, наоборот, утверждали, что календари Майя и прочие пророчества — это чушь несусветная, верить нужно Библии, а в ней точной даты апокалипсиса и второго пришествия Христа нет и быть не может по одной простой причине: одному Богу известно, когда он придет и будет судить правых и неправых. Их понять можно, они люди подневольные, им спорить с Библией не положено. Уверен, что минимум парочка из них струхнула при мысли о 21 декабря, но признаваться им, разумеется, нельзя. Скоро мне все это надоело. Я направился к холодильнику, вынул из него последнее пиво и отметил про себя, что оно было вообще последним, что лежало в моем старом несчастном холодильнике.

«Ерунда,— успокоил я себя,— художник должен быть голодным». А я теперь художник, на! И выпил залпом всю бутылку.
Затрезвонил телефон. Ну, кто там еще?
Звонил Новиков. Можно было бы и догадаться. Он теперь завелся больше меня.
— Чего тебе? — пробурчал я.
— Санчас, я тут подумал.
— Ну и что ты там надумал?
— А. Так, это, давай нашу студию «Сан Саныч» назовем.
— Какую студию?
— Такую. Ну, по типу «Коламбия пикчерз» или «Ворнер бразерс». А у нас будет «Сан Саныч пикчерз».
— Нет у нас никакой студии и не будет!
— Ну,— расстроился Новиков,— без студии неинтересно. Я старался, название придумывал.
— Вот и зря старался. И название фиговенькое.
— Ниче не фиговенькое. Ты Санчас, я — Санчас, вот тебе и Сан Саныч.
— Сан Саныч, вали спать!
— А студия?
— Завтра все обсудим, — сказал я и повесил трубку.
Ну Новиков, ну тип! Еще днем дрых себе спокойно и ни о чем не мечтал, а теперь уже придумывает название для нашей студии и рвется снимать чуть ли не активнее меня. Того и гляди, он спихнет меня с должности режиссера и глазом не моргнет на вручении премии в Каннах. Будет заливать, что десять лет вынашивал идею своего фильма, что было невероятно трудно, но он со всем справился, поблагодарит маму и папу за то, что создали его и не утратили в него веру, и уйдет с «Пальмовой ветвью» под бурные аплодисменты зрителей и кинокритиков. А ведь это была моя мечта. Повезло тебе, Сашенька! Родился в России, живешь с пустым холодильником, да еще и друг норовит лишить тебя мечты. Вот и верь после этого людям. Нужно что-то делать с активностью товарища. С такой не особо радостной мыслью я лег и тут же заснул. Утром мы встретились с Новиковым. Хотя утро — понятие относительное. Для нормальных людей уже давно началась вторая половина дня, а для нас с Новиковым шел лишь второй час от пробуждения. Саня был сильно взволнован.
— Здорова! — Он прямо трясся от нетерпения.
— Здоров, — холодно поприветствовал его я.
— Я подумал…
— Опять подумал? — удивился я.
— Не язви. В общем, я решил, что «Сан Саныч» действительно отстойное название.
— Первая разумная мысль за двадцать с лишним лет! — восхитился я.
— Иди ты! Короче, тебе же нравятся фильмы про зомбаков?
— Ну не то чтобы прям до жути, но нравятся.
— Мне тоже. Вот и давай назовемся «Зомби пикчерз».
Я хотел сказать товарищу, что он кретин, но это не избавило бы от его приставучести, поэтому я посмотрел в его глаза и кивнул в знак согласия.
— Давай.
Новиков был очень рад.
И вот мы пришли к Заикину.
Серега, как и большинство моих товарищей, не был мажором, хипстером или гламурным подонком. Обычный пацан с района. Учился в технаре на технолога. Ну, как учился — прогуливал все, что только можно, и нет ничего удивительного в том, что уже весной его загребли в армейку. Серега не возражал, у него и мысли не возникло косить или ныкаться. Через три месяца он прислал фотку из учебки. На снимке он стоял среди своих боевых товарищей и казался вполне себе довольным человеком. Но вот потом произошло что-то, о чем Серега никогда не рассказывал. Это что-то изменило его. После дембеля он потерял интерес ко всему, что есть на нашей не фигово такой большой планете. Серега пытался устроиться на работу, пытался замутить с девчонкой, но все это ему быстро надоело. Мамаша у товарища дикая. Она не собиралась мириться с его депрессухой и выперла товарища из дома. Серега даже не расстроился, настолько ему было по фигу. Друзья для того и нужны, чтобы можно было у них перекантоваться. Вот Серега и торчал у Антохи Дашевского. Того тоже одолевали депрессии. И вот однажды они смотрели футбол (играли «мясо» и «кони») и поспорили на сотыгу. Антоха поставил на «коней», а Серега на «мясо» и выиграл. И тут ему пришла в голову идея: сыграть на тотализаторе, так сказать, попробовать свои силы. Он и попробовал и снова выиграл. Так и понеслось у человека. Он занял у Антохи косарь, еще косарь у Новикова, два у меня и треху у мамаши. После того, как Серега свалил, матрена стала мягче и без напрягов тусанула ему бабло. Это я тоже заметил: стоит тебе откуда-нибудь свалить и пропасть на какое-то время, тебя все резко начинают любить и даже прощают косяки, какими мощными они бы ни были. В общем, Серега собрал эти семь косарей и понес в букмекерскую контору. Мне было бы очково, но Серега не я, он рискнул и не проиграл. С семи косарей он поднял еще четыре. Новичкам, типа, везет. А ему фартило по полной. Вскоре он уже съехал на съемную хату и греб в месяц, как менеджер среднего звена, при том, что ни черта не работал и имел столько свободного времени, сколько тем же самым менеджерам и не снилось. Я откровенно завидовал товарищу. О такой жизни можно только мечтать. Но после того, как я продул несколько, как казалось, стопроцентных ставок, понял, что такой вид заработка далеко не для всех. Типа то, что позволено Юпитеру, не позволено быку. Кто-то умный сказал, а я повторяю. Серега же вернул себе интерес к жизни и покупал, как ненормальный, телефоны, ноутбуки, айподы, игровые приставки и прочие продукты технического прогресса. Среди них была и камера, которую мы с Новиковым собирались одолжить. Но все не так просто. Жизнь — она полосатая, знаете ли. Как тюремная роба или как матрас. Однажды везение улетучилось, и Серега начал продувать ставку за ставкой. Облом за обломом. Как будто прокляли его. Он не мог понять, что происходит, и с отчаянием делал все новые и новые ставки. Но каждый раз итог был одинаковым. Проигрыш. И еще один, и еще, и еще, и еще много неудач. Ему бы затаиться, переждать полосу невезения, а он, бедолага, не мог остановиться. Азарт, как наркотик, даже хуже. Когда выигрываешь, кажется, что это будет длиться вечно. Вот и Серега, разбалованный удачей, просто-напросто потерял над собой контроль. Дошло до того, что он распродал все свои гаджеты по самой нелепой цене, которую только можно представить, и все равно не смог притянуть удачу на свою сторону.