Васюнов М. Кутига 16+

Журнальный гид

Максим Васюнов родился в 1988 году в Нижнем Тагиле, выпускник факультета журналистики Уральского государственного университета, тележурналист, автор и режиссер документального кино (в том числе авторского — «Чехов Интерстеллар», «Деревенский Данте», «Доктор Пауст»). Публиковался в журналах «Урал», «Крым», «Наш современник».

Васюнов М. Кутига : Повесть // Наш современник. – 2021. - № 8. – С. 12 – 56.

В повести проявился в полной мере яркий литературный талант молодого писателя. В основу положена небольшая новость о том, как в самый буран молодая казашка родила младенца в занесенной снегом машине. Рождение новой жизни, рождение нового мира, рождение бурана, - все это сплавлено в единый захватывающий сюжет, читается легко. В машине вместе с молодой роженицей еще несколько  людей: медичка, шофер, сосед и мать девушки. Что пришлось пережить этим людям, ведь ситуация безнадежная? Максим Васюнов подробно мастерски описывает поведение каждого. Люди все неординарные, впрочем, как и ситуация.

 Предлагаем вашему вниманию отрывок из повести:  

Вы­бор стоял простой — или арестовывать барыгу и открывать неприятностям дверь, или закрывать на всё глаза и получать очередные звёздочки. Но зачем тогда он шёл сюда? Зачем терпел все девяностые нищету, отказываясь от взяток, ради чего он потерял семью, которая не смогла смириться с его пра­вильностью? Андреев арестовал барыгу.

В кабинете опера нашли не учтённые наркотики. Проводивший обыск майор не стал разыгрывать комедию. Его реплика была прописана где-то в более богатых кабинетах:

— Предлагаем уйти по-тихому, с оставлением пенсии.

Андреев долго не мог поверить, что всё так быстро могло случиться. Час, два — и вот он на улице.

Вот и сейчас Андреев понимал — шанс спасти занесённых варинцев есть, но для этого придётся на уши поставить уже не область, а центральное управление. Наверняка, они пошлют и технику, и людей, но потом Дмитрич пошлёт куда подальше старого друга.

Метель сверлила окна дежурной части и душу Андреева, холодный кофе вызывал рвотные позывы, мебель расплывалась в глазах, только одно могло ему сейчас помочь забыться и договориться с совестью — коньяк. Он стоял в сейфе, холодный и ароматный.

Буран не думал остепеняться. Он рвал воздух, как русские рвали ордын­цев на Куликовом ноле. А потом французов на Бородино и европейцев в ру­копашных схватках на Святой войне. Под "Ниву" варинского пенсионера Вележева летели ошмётками жертвы самой дикой сечи на белом свете — природы с природой. Непогоды с погодой. Пятеро человек, оказавшихся слу­чайно посреди этой рубки, — разве могли они спастись?

Ася всё чаще дёргалась, как если бы все её конечности прижигали рас­калённым металлом. Всё чаще её голова заходилась в мелкой судороге, язык плёл то, что в обычное время никогда бы не сплёл.

— Не бойся, девочка, дыши, родная, всё будет хорошо, терпи. — бро­сали ей дежурные слова со всех сторон те, кто боялся больше неё.

Не в себе Ася была лишь снаружи, внутри неё царила гармония. Где-то там завершалось творение новой жизни, и, наверное, не было ничего стран­ного, что в это время девочка начала сочинять стихи. Всевышний — Поэт Первый и Последний — тоже стихами встречал и напутствовал наш мир, ко­торый Создал от переизбытка любви. По той же причине с тех пор на зем­ле рождались самые красивые стихотворения. И самые красивые люди.

Свой дар принимать кем-то нашёптанные строчки Ася забросила, как только поняла: с ней случилось страшное, она понесла. Маме сказала тут же. Пожаловалась, как на болезнь, как на где-то схваченную инфекцию. Зияда молча ушла в свою комнату, достала из-под железной панцирной кровати старый дубовый сундук. В нём хранились вещи её мужа Ермека, о ком она уже полжизни не получала весточек, но с кем то и дело общалась, прижи­мая к груди его одежду, бритву, пластинки, книгу Чингиза Айтматова "И дольше века длился день", обёртку от детского мыла — подарил на день рождения сына...

— Ермек, мой Ермек, что делать мне? — закричала она так, что свет от подвешенной на проводе лампочки задрожал и потух.

Ася не решилась зайти в комнату.

Рано утром Зияда оделась и пешком отправилась в район, в большой продуктовый магазин, где накупила пряников и персикового сока - две трёхлитровые банки. Домой вернулась только к десяти и, поставив гостинцы на кухонный стол, позвала Асю.

— Это тебе, кушай дочка. Нам с твоей кокой родители всегда по боль­шим праздникам вкусности покупали.

И стали Жунусовы ждать дитё. Из школы Асю забрали, чтобы никто не затравил, да и завуч попросила — дурной пример заразителен. А по деревне пошли толки — от кого она могла тут залететь? Не изнасиловал ли кто?

Все сплетни, насмешки и вопросы в лоб — их так умеют задавать в рус­ских деревнях — Ася будто не замечала. Её особенность — находиться в пространстве, но при этом как бы и не быть в нём, а летать где-то в дру­гих мирах, разговаривать с людьми, но на самом деле с кем-то невиди­мым — в этот раз спасала от всех столкновений с любопытной и злорадной действительностью.

Ася жила как в тумане. Отстранённая, заторможенная, не понимала, кто она, что вокруг происходит.

Буран бил всей своей мощью по "Ниве". И каждый такой удар прино­сил Асе новое озарение — всё это происходит в отместку ей за непослуша­ние и за нежелание слышать голоса земли. За отказ от своего дара, за не­жизнь, за не-стихи.

— Бабоньки, держите её, что ли, — испугался Вележев, когда Ася вдруг вцепилась в его рукав и не по-женски крепко сжала его. Другой рукой ро­женица настырно пыталась зацепиться за стекло, но пальцы предательски скользили, оставляя на запотевшей поверхности дикий рисунок.

Она уже поняла — сейчас... И в этот момент снова провалилась в забы­тьё. Все указания тёти, которая первой пришла на помощь, Ася слушала сквозь туман и подчинялась им безоговорочно, как лишённая своей воли раз и навсегда.

Фариза навалилась туловищем между сидений, одной рукой быстро рас­стегнула пуховик роженицы, сорвала цветной узорчатый платок с её плеч, и на ощупь проверила свои догадки — да, головка ребёнка уже лезла на Бо­жий свет. Штаны Аси съехали. Казашка сбросила свою верхнюю одежду и перелезла к крестнице, кресло, насколько это можно было, уехало назад, к коленям Карима, спинка опустилась.

— Ну, всё, понеслось, — спокойно оценил обстановку Вележев. ,

Фельдшер "скорой помощи" тяжело вздохнула:

— Як нему не прикоснусь. Сами рожайте. Я сидеть не хочу.

— Но ты хоть помоги, — взбесился водитель.

— Хоть помоги! — передразнила она его. — Ты мне потом передачки таскать будешь?

— Дура! — Вележев сказал бы и больше — никогда ещё такая злость не подступала к его языку, но вовремя одумался. Их перебранка с медичкой сейчас была ни к чему.

Зато за окнами перебранка природы не думала умолкать. Когда Фариза дотронулась до головки малыша — машину затрясло с ноной силой. Пасса­жиров накрыла злая взрывная волна. Карим был уверен, что на этот раз се­стра — причина турбулентности.

— Тужься, дочка, тужься, — кричала Фариза, пытаясь разбудить вдруг замершую Асю. Разбудить получилось. Только в роженицу словно вселился бес. Она ещё сильнее сжала руку Вележева и впилась ногтями в автомобиль­ное стекло, ноги её настырно пробивали крышу, изо рта доносился сорван­ный скрипучий голос...

Сергей Иванович еле справился с силищей, свалившейся на семнадцати­летнюю девчонку, — схватил её за руки и с трудом сковал их движения. В то же время, боясь причинить Асе боль или как-то помешать рождению, он тут же выпустил руки и получил удары по голове и лицу. Это лишь до­бавило сил пожилому учителю, и он снова, изловчась, поймал и зафиксиро­вал Асины кулаки. Инстинктивно подпёр её правым коленом, чтоб не елози­ла по сидению.

Кто-то невидимый, но очень сильный и большой с размаху вдарил по "Ниве". Она подпрыгнула и поползла куда-то с горы. Куда-то ещё ниже, ещё дальше в ноле. В океан снега. Если бы хоть кто-то из сидевших в ма­шине варинцев сейчас смотрел в окно, то он увидел бы, как машина тонет, идёт на дно и снег уже сыпет не сверху, а идёт вверх, пузырями.

Всё стихло и всё замедлилось. Сергей Иванович, выпучив глаза и роняя крупные слёзы, держал Асю, та волнами ходила под ним и под Фаризой, ши­роко раскинув ноги. С Фаризы, чьи руки вцепились в наполовину вытужен- ное, окровавленное и склизкое существо, текли ручьи пота…