Тагильчане в пламени первых сражений. Часть I

Начало Великой Отечественной вой­ны многие тагильчане встретили в сол­датских шинелях, находясь в рядах Вооруженных Сил. В рядах защитников героической Брестской крепости сражались Федор Дубинин и Валентина Севрук. На Бал­тике в первый день войны вступила в бой с фашистами большая группа тагильчан – морских пограничников, среди которых были Г. Веселков, Л. Панк­ратов, С. Леньков, Н. Долгодворов и много других. Горняк Захар Щукин встретил войну торпедистом на Черном море в экипаже подводной лодки Щ-205.

Павел Тимофеевич Кулешов в апреле 1938 года окончил полковую школу 27-й танковой бригады Белорусского Особого военного окру­га и стал механиком-водителем танка БТ-7. В сентябре 1939-го бригада в составе Белорусского фронта участвовала в бое­вых действиях в Польше. В 1940 году его часть была передислоцирована в Литву.
Павел Тимофеевич вспоминает: «К началу Великой Отечественной войны я был назначен командиром ремонтного взвода. Наша 27-я танковая бригада была переформирована в 28-ю танковую дивизию, который командовал полковник И.Д. Черняховский, ставший к концу войны генералом армии. Дивизия насчитывала 314 танков БТ-7 и приняла активное участие в сражении на границе. С началом боевых действий наш Северо-Запад­ный фронт в Прибалтике нес большие потери. За неделю боев дивизия растаяла так, что и танков для ремонта не осталось. В июле 1941 года я оказался ранен и отправлен в эвакогоспиталь в Череповец, а в 1942-м служил в пятом отдель­ном аэросанном батальоне 23-й армии Ленин­градского фронта (танков тогда было мало), где и закончил войну...»

Евгений Александрович Сайкин вспоминает, как начинался его боевой путь: «Он был не совсем обычным. В 1941 году, 18-летним пареньком, я ждал призыва в армию. А пе­ред этим поехал погостить к дяде, служившему в танковой дивизии, дислоцированной в Молдавии. Там нас собралось несколько таких, как я, моло­дых пацанов, и мы, подумав, что все равно скоро идти в армию, набра­лись духа и обратились к командиру части с просьбой раз­решить нам учиться на танкис­тов. Командир был не против этого, благо в часть еще не прибыло молодое пополнение, поэтому несколько десятков учебно-боевых танков БТ-2 не имели механиков-водителей. Дни летели незаметно, учеба подходила к концу, и тут грянула война. Первые дни обста­новка была неясной, румыны проявляли себя слабо. Пару раз наши «бэтэшки» «поплевы­вали» из своих 37-миллиметро­вых пушек в сторону врага, и все. Потом пришел приказ на отступление, так как в Бело­руссии обстановка изменилась, и немцы ушли уже далеко на восток. Нам поставили задачу отогнать все машины без эки­пажей от линии фронта. Мы сделали это и, дождавшись членов экипажей, передали тан­ки им. В штабе дивизии я взял по­вестку и направление в Орлов­ское танковое училище. Так я стал курсантом. После оконча­ния училища, в начале 1942 года, был направлен в 230-ю отдельную танковую бригаду Юго-Западного фронта. Получил с завода новенький Т-34 и воевал затем до Победы толь­ко на них».

Михаил Филиппович Болсуновский в 1940 году окончил Харьков­ское автобронетанковое училище и был направлен служить в город Ста­нислав (ныне – Ивано-Франковск), где базировалась 15-я танковая дивизия, которой командовал полковник В.И. Полозков. Танки были старых образцов, средние Т-28 и легкие БТ-7. Болсуновского назна­чили командиром взвода танков БТ-7. Он вспоминает: «В ночь на 22 июня дивизия начала марш к государственной границе. А уже утром мы вступили в бой против 48-го немецкого механизированно­го корпуса, и наш взвод открыл счет подбитым танкам противни­ка. Дивизия отошла по приказу ко­мандования только на шестые сут­ки ввиду того, что 26 июня ее пе­редали в состав 18-й армии Южного фронта. В июле мы опять были переведены на Юго-Запад­ный фронт и держали оборону в районе Бердичева-Казатина. К этому времени от 16-го механизиро­ванного корпуса, куда входила наша дивизия, осталась лишь тень былой мощи. Если на начало войны в корпусе было 608 тан­ков, то к концу июля, по донесе­нию штаба Южного фронта, 16-й мехкорпус в составе 15-й и 44-й танковых дивизий уже не представлял из себя реальной силы, имея лишь 5 танков Т-28 и 12 бронема­шин БА-10.

В начале августа 15-я дивизия была отведена под Сталинград, и на ее базе началось формирова­ние 4-й танковой бригады, которую возглавил будущий маршал броне­танковых войск М.Е. Катуков. Мне не повезло: если первый и второй батальоны получили со Сталинг­радского завода новые Т-34, то наш, третий – опять старые танки БТ-7, вернувшиеся из ремонта. И лишь когда в октябре 1941-го на­чались бои за Мценск, тогда я и пересел на «тридцатьчетверку».

За успешные действия против немецко-фашистских захватчиков в ноябре 1941 года 4-я танковая бригада стала 1-й гвардейской. А Михаил Филиппович в феврале 1942 года был ранен в бою у села Аржаники и отправлен в госпиталь во Владимир.

На границе, среди принявших в первые часы Великой Отечественной на себя фашистский удар, был наш земляк, младший политрук Леонид Максимович Шульгин. Вместе с ним погибли его жена и двухмесячный ребенок. Обстоятельства их смерти долгое время передавались местными жителями из уст в уста, словно легенда. Однако около двадцати лет никто не знал, откуда родом Шульгины, где живут их родные, извещены ли они об их судьбе.

Мужественно сражалась с оккупантами группа пограничников с 6-й заставы близ деревни Шумаки, что в Брестском районе. Во главе ее был заместитель начальника заставы по политической части младший политрук Шульгин. Один за другим падали пограничники, сраженные вражескими пулями. Вот уж ранен и замполит, а кольцо гитлеровцев становится все теснее… «Ползите по ржи к окраине деревни! – приказал Шульгин уцелевшим пограничникам. – Я прикрою!» Превозмогая боль, он отстреливается от наседавших немцев. «Уходи, Оля, уходи! Спасай ребенка», – просит он свою жену, которая с крошечным сыном находилась с ним рядом. «Нет! Никуда я не пойду, я останусь с тобой до конца!» – решительно заявила молодая женщина, стреляя по врагам. Она перевязывала раненых и подносила патроны. Но вот боезапас на исходе, а гитлеровцы совсем близко. У Шульгина остались последние три патрона… И тогда раненый младший политрук застрелил жену и сына, а потом и себя.

К исходу дня о случившемся знали все жители деревни Шумаки. Они услышали об этом от очевидцев боя, которым суждено было остаться в живых. В первую ночь после смерти Шульгиных, несмотря на запрет оккупантов, местный кузнец Иван Гордеевич Левчук захоронил тела погибших. Однако об этом стало известно гитлеровцам, и за свой поступок смельчак поплатился собственной жизнью.

Прошло время, закончилась война, но память осталась... До войны пограничник Леонид Шульгин проживал с семьей в Шумаках, в доме у Василия Викарука. Хозяин говорил, что был очень доволен своим квартирантом, характеризовал его как прямого, честного, сердечного и храброго человека. Жена Шульгина, Ольга Васильевна, работала учительницей в Теребуньской школе, была активной общественницей, растила ребенка... Шульгины оставили о себе хорошую память. Оказалось, в знак добрых отношений Леонид Максимович подарил семье Василия Викарука свою фотографию. На обороте он написал: «На добрую память, Леонид Шульгин. 1940 год». Викаруки всю войну хранили ее, словно бесценную реликвию. Также они вспомнили, что Шульгины родом с Урала, из Нижнего Тагила. Это помогло установить, что Леонид Шульгин родился в 1916 году. После окончания семи классов поступил в нижнетагильский горно­-металлургический техникум, а потом работал на металлургическом заводе в Нижней Салде. Много читал, увлекался охотой, посещал кружок радиолюбителей. В октябре 1937 года он был призван в ряды Красной Армии и направлен в 56-й пограничный отряд. Жена Шульгина – Ольга Васильевна Антонова. У Ольги было два брата и сестра. Ее отец – металлург, умер в 1951 году. А вот мама, Татьяна Николаевна, узнала о судьбе дочери и приезжала на ее могилу, будучи уже в преклонном возрасте. Позже прах Шульгиных и воинов, захороненных в Мотыкалах, был перенесен в братскую могилу в д. Чернавчицы.

Если обстоятельства и место гибели Шульгиных благодаря памяти выживших свидетелей стали известны, были герои о судьбе которых долгое время известно ничего не было. «Младший лейтенант Хлопотов Александр Николаевич – 1916 года рождения, уроженец Свердловской области, г. Нижний Тагил, бывший помощник штурмана эскадрильи 28 истребительного авиационного полка 15 авиационной дивизии, исключен из списков офицерского состава приказом ГУФ НКО № 0181 от 13.05.1942 года, как пропавший без вести 29.06.1941 года» – вот так, по казенному сухо звучал ответ на запрос в Центральный архив Министерства обороны датированный октябрем 1988 года. Был человек и пропал... думай и понимай, что хочешь.

Судьба Саши Хлопотова была во многом типична для мальчишек 1920–1930-х годов. Родился и вырос в старинном большом бревенчатом доме под № 22 на улице Челюскинцев. Школа, ФЗУ, токарь на заводе № 63 (сейчас более известном как ВМЗ). В 1934 году страна позвала: «Комсомолец – на самолет!» Газеты пестрели сообщениями о великих и грандиозных перелетах, имена героев-летчиков были у всех на устах. В Нижнем Тагиле открывается аэроклуб. Желающих стать курсантами – хоть отбавляй. Отбирали лучших из лучших. Александру посчастливилось стать курсантом первого набора. Учеба шла без отрыва от производства. Смену стоишь у станка, а потом бежишь на летное поле. Слушаешь теоретический курс, потом практика, сложные упражнения летного дела. Помимо учебы курсантам приходилось еще своими руками строить, создавать свой аэродром, дежурить по ночам, охраняя самолеты. Способны ли современные 18-летние понять своих сверстников из далеких 1930-х? Летом 1935 года летная учеба особенно уплотнилась. В это время курсанты готовились к своему первому вылету. В августе, в канун праздника Дня авиации, начальник тагильского аэроклуба товарищ Аксенов особо отметил успехи Александра Хлопотова, публикуя в городской газете отчет о проделанной работе. Саша был одним из первых в самом первом выпуске тридцатии тагильских летчиков. Сразу после выпуска аэроклубовцев прибрала армия. Александр был направлен в Пермское авиационное училище. Там после родного У-2 он осваивает мастерство управления самолетом-истребителем. В письма, отправляемые домой, Александр вкладывает вырезки иностранных журналов с изображениями самолетов и свои рисунки, адресуя их племянникам – Юрику и Лизе Селяниным.

По окончании пермского училища Александр Николаевич уже в лейтенантских погонах направляется к месту службы – на только что освобожденную Западную Украину. Его 28-й истребительный авиаполк стоит в прикрытии отодвинувшейся на запад новой границы СССР. Накануне войны полк получает новейшие истребители МиГ-3 и интенсивно проводит боевую учебу. К этому времени Александр Николаевич Хлопотов уже помощник штурмана эскадрильи и заместитель комэска по политической части, лучший летчик в эскадрилье. 1 июня 1941 года он написал письмо на родину, оказавшееся последним.

Война началась в ночь на 22-е с массированных ударов по советским приграничным аэродромам. Пытаясь узнать судьбу дяди Елизавета Сергеевна Бибик (Селянина) писала в 1985 году во Львов. Львовский областной военкомат ответил: «Никаких сведений мы не имеем. Львов был захвачен в июне 1941 года и никаких документов не сохранилось». Потребовалось еще почти 25 лет, чтобы в недрах военных архивов отыскать документ: «Начальник штаба 15 авиационной дивизии полковник Скотаренко – Начальнику управления по комплектованию войск Генштаба Красной Армии г. Москва, копия Начальнику ОНС ВВС Юго-западного фронта. Секретно. Представляю именной список безвозвратных потерь личного состава частей 15-й авиадивизии за 29.06.–10.07.1941 г. Приложение: упомянутое на 3-х листах», а в нем скупую строчку: «Летчик, младший лейтенант Хлопотов А.Н. 29.06.1941 года не вернулся с выполнения боевого задания» – Двадцатипятилетний советский офицер не предал, не бежал, а поднял свой истребитель навстречу врагу...

К середине июля 1941 года от 28-го ИАП уже почти ничего не осталось. Оставшиеся в живых были отведены с фронта на доукомплектование и пополнение техникой. В следующий раз однополчане А.Н. Хлопотова встретили фашистов уже прикрывая небо Москвы.

Продолжение следует