Георгий Николаевич Владимов

«Он был «закрытым» патриотом, прячущим свою оскорбленную любовь изгнанника, свое чувство причастности к стране глубоко внутри своих книг». Н. Иванова.

Георгий Владимов… Русский писатель, публицист, правозащитник. Забытое и вновь возрожденное имя, известное далеко не каждому.
Из 72-х прожитых им лет более полувека были отданы литературе. Общее количество книг, написанное Владимовым, не велико. Он трудно расставался с рукописями, дописывал и перерабатывал прозу даже после увенчания ее премиальными лаврами, как это было с «Генералом и его армией»; писал медленно и тщательно. Владимов обладал даром найти самые болезненные, драматические точки нашего времени.
Пожалуй, лучше всего о нем сказала критик Наталья Иванова: «Он был человеком свободным… Никакая литературная мода или веяние не могли его заинтересовать, тем более – подчинить. Он был занят серьезным делом, рассчитанным на целую жизнь. Сдвигая общественное сознание тщательно отобранными весомыми словами, он не нуждался в комплиментах и оставался равнодушен к хуле».
Материал состоит из 3-х частей:

Жизнь и творчество писателя;
Рассказ о повести «Верный Руслан»;
Рассказ о романе «Генерал и его армия».
Каждая часть снабжена списком литературы.

Имя писателя Георгия Владимова долгое время было незаслуженно забыто в своей стране. И сейчас страницы его биографии крайне скупы и лаконичны.

Георгий Николаевич Владимов родился 19 февраля 1931 года в Харькове. Настоящая его фамилия Волосевич, Владимов – литературный псевдоним, который он взял для благозвучия. Родители его были педагогами. Отец пропал без вести в первые дни войны. Георгий учился в Ленинградском Суворовском училище войск МВД, которому покровительствовал сам Берия – воспитывал «своих волчат».

В августе 1946 года вышло печально знаменитое постановление «О журналах «Звезда» и «Ленинград», в котором заклеймили Анну Ахматову и Михаила Зощенко. Георгий с другом тут же достали книжку Зощенко, прочитали и были попросту оскорблены: за что такого замечательного, смешного писателя так жутко травить, называть «подонком литературы» и тому подобное. Это постановление они восприняли как плевок, брызги от которого попали в них лично, и решили выразить писателю свою солидарность. Они пошли к Зощенко на квартиру, одетые в парадную форму пятнадцатилетние мальчишки, и отдали ему честь как боевому офицеру, держа в руках фуражки. Этот смелый поступок можно считать первым актом гражданского неповиновения, совершенным Г. Владимовым.

О визите тут же донесла соседка Зощенко. Подросткам грозило не просто исключение, а лагерь. Государственное преступление! В недрах училища, где воспитывали будущих офицеров-чекистов такой нонсенс! «Так я впервые ступил на тропу диссидентства. Занимался нашим делом сам Абакумов. – Вспоминал Г. Владимов. – Топал на наше начальство ногами, требовал, чтобы оно добилось от нас полного раскаяния, отречения. Наконец для нас была придумана такая спасительная формула: якобы мы были у Зощенко до постановления. И мы с другом покаянно вынуждены были с этим согласиться». Дело спустили на тормозах, но бесследно для Владимова оно не прошло. За ним и его матерью начали «приглядывать» соответствующие органы. К ним был приставлен стукач, который заводил всякие провокационные разговоры. Через несколько лет – в 1952 году – мать арестовали по ст. 58-10 (антисоветская агитация и пропаганда).

В 1953 году Г. Владимов заочно окончил юридический факультет Ленинградского университета. Работал следователем, помощником прокурора, секретарем суда, однако в юриспруденции продержался недолго. Уже с 1954 года он выступил как литературный и театральный критик. Первая литературно-критическая публикация появилась в журнале «Театр», главным редактором которого был Н. Погодин. Потом поступили приглашения о сотрудничестве от «Литературки» и «Нового мира».

В 1956 году Г. Владимов переехал в Москву и попал в «Новый мир» - цитадель оппозиции. Угодил в самое пекло: был редактором романа Дудинцева «Не хлебом единым». Это была его первая работа в журнале. В правой тумбе стола – роман Пастернака «Доктор Живаго» - это неперспективно, а вот этим займитесь – роман Дудинцева, очень перспективная вещь. Бесперспективный роман получил Нобелевскую премию, а о втором пошумели и забыли.

В начале 60-х Владимов меняет суетливое и неблагодарное ремесло критика на более почетный, но не в пример более нервный труд писателя. Его первый рассказ, опубликованный в журнале «Смена», уже в названии отразил отношение автора к человеку – «Все мы достойны большего». Эти слова смело можно взять эпиграфом ко всему творчеству писателя.

Известность принесла Георгию Николаевичу повесть «Большая руда» (1961 г.). В 1960 году по заданию «Нового мира» он приехал на Курскую магнитную аномалию, чтобы написать очерк о молодых специалистах. Но в первый же день из карьера к ногам Владимова вынесли труп рабочего. А через несколько дней – еще. Глубоко потрясенный увиденным, он вместо заказанного очерка четыре месяца расследовал причины произошедшего, беседовал с инженерами по технике безопасности, мастерами и рабочими.

Так возник рассказ «Пришлый». Но рукопись вызывала у автора чувство смутной неудовлетворенности. Он показал ее главному редактору «Нового мира» А. Т. Твардовскому. Александр Трифонович посоветовал сделать упор на человеческое содержание истории шофера Пронякина, Владимову это предложение показалось заманчивым. Через полтора месяца напряженной работы рассказ, переписанный практически заново, превратился в повесть «Большая руда». Теперь ее основу составляло не следствие по делу Пронякина, а художественное исследование характера современника.

Главный герой повести – шофер Виктор Пронякин – возит на КМА большую руду. Он решительный, жадный до работы парень, почувствовавший настоящее дело. «Тут работы – мама родная!» Увидев искореженный после аварии «МАЗ», починит его и будет гонять как бы, пока не сорвется в пропасть вместе с машиной. Казалось бы привычный для советской литературы образ положительного героя. Но вместе с тем Пронякина так однозначно охарактеризовать нельзя, он человек противоречивый. Слишком уж невысоки – для положительного-то героя! – его жизненные притязания, слишком болезненно и нетерпеливо его желание «выбиться», есть в нем какой-то надрыв: «Нет, я себе жилы вытяну и на кулак намотаю, а выбьюсь!»

Владимов слишком глубоко копнул, обнажив контрастные несовместимые крайности в душе своего героя: любовь к труду – и непонимание его социального смысла; здоровое нравственное чутье и отсутствие нравственных критериев. Любит свою «женульку», а изменяет ей. Испытывает отвращение к пошлости, а сам сыплет порошок от клопов за фотографии Эллины Быстрицкой и Бриджит Бардо… Огромные человеческие возможности – и узкие, чуть ли не крохоборские представления о счастье. Ценнейшие свойства личности – и жалкое их употребление. Почему? Откуда эти кричащие крайности? – вот что интересует автора. Несомненно: трагический разлад Пронякина с самим собой, - отражение социальных противоречий самой действительности. И Владимов показывает это со скрупулезной точностью художника. Причем нигде в повести нет прямых рассуждений об этих неблагоприятных для духовного развития Пронякина условиях. Автор считает настоящей литературой ту, в которой видишь, что происходит за строчками текста. Поэтому он доводит конфликт Виктора с жизнью до логического конца, до гибели героя, доказывая, что именно равнодушие общества, его консерватизм, одинаковый подход ко всем и губят этого хорошего человека.

В традиционном для социалистического реализма сюжете о «перековке» индивидуалиста Владимов сумел передать самоощущение личности, не способной смириться ни с каким гнетом, в том числе и с гнетом «коллектива», личности, ценой гибели отстаивающей свое достоинство. На фоне прозы «молодых интеллектуалов» тех лет повесть выделялась глубиной трагизма, став объектом бурного обсуждения в критике.
Повесть принесла Владимову мировую славу. Только за четыре года она выдержала 27 изданий на 18 языках. Начинающего писателя сразу признали мастером, приняли в Союз писателей. По повести была поставлена театральная постановка, радиопьеса, а затем снят художественный фильм с Е. Урбанским, М. Лужиной, М. Глузским и песней М. Таривердиева «Ты не печалься, ты не прощайся – все впереди у нас с тобой…»
Повесть «Большая руда» вызвала рекордное количество откликов – свыше 150 – не только в нашей стране, но и за рубежом, где переводы выходили один за другим. Главное достоинство повести зарубежные издатели увидели в том, что в ней заключена глубокая правда о человеке. Эта правда порождена честностью Владимова как художника и его почти маниакальным стремлением к совершенству.

В 1962 Георгий Николаевич задумал новую книгу и ушел на лов сельди в Северную Атлантику. Это была длительная командировка от «Литгазеты». Никто на судне не знал, что он не матрос, а писатель. Думали, что он бывший таксист, зарабатывающий на «Волгу». На собственном опыте он познал жизнь мурманских рыбаков в Рыбном порту и Норвежском море. Облаченный в рыбацкий рокан, он выбирал полные сети, авралил на палубе вместе со своими будущими героями…
Так был написан роман «Три минуты молчания» - своеобразный дневник героя, плавающего на сейнере, где опять – испытание сил индивида, подвергающегося давлению «массы». Главный участник всех событий, он же герой-повествователь – двадцатипятилетний рыбак Сеня Шалай, обычный парень, со своими достоинствами и недостатками. Он, например, участвует в попойках с первыми встречными, бьет стекла в незнакомом доме, домогается трех женщин в один вечер, едва не убивает человека, но и он же находит течь в трюме, рубит сети, бросает конец гибнущему судну… Кто же он – рыцарь без страха и упрека или, по словам второго штурмана СРТ Жоры Ножова, «верный кандидат в тюрягу»?

По Владимову, он – человек, и чтобы узнать ему цену, надо выслушать его до конца. Ведь нельзя судить о поступке, не зная его мотивов, нельзя судить о человеке без понимания его жизни. Кому не известно, что бить стекла - это хулиганство? Но в романе кирпич кидает оскорбленный, подло обманутый, избитый и ограбленный человек, для него это – акт справедливости. То, что автор сам работал на сейнере, позволило ему глубоко «влезть в шкуру» Сени Шалая, понять его душу. Поэтому так живо читается весь роман: и живые разговорные интонации («… мне самому все проповеди и трезвоны давным-давно мозги проели, я уж от них зверею»), и обильные жаргонные словечки (он, например, не скажет «был пьян», а – «под банкой», не «спустился по трапу», а – «скинулся») – вполне естественные языковые приметы его личности и его среды.
Кое-кто из критиков даже сурово упрекал автора «Трех минут…» за языковой натурализм. Но это не так. Морской сленг как яркая художественная окраска помогает понять природный ум, острую наблюдательность и интерес к людям Сени Шалая. Его образ своей жизненной полнотой и диалектической сложностью спорит с упрощенным подходом к человеку в литературе и в самой действительности.
Так же полемичен и весь роман. С первой до последней его страницы все подлинное, точно эхом, сопровождается фикцией, рядом с настоящими ценностями, словно в кривом зеркале, отражаются мнимые. По причалам рыбного порта бродят бичи непромысловые – люди, которые в море не ходят, а деньги получают. Капитан траулера отдает вахтенному фиктивное распоряжение – посыпать палубу песком. Оба отлично знают, что песок – фикция, посыпают солью, но – так записано в инструкции…

А ведь люди на палубе – и не только на палубе – непосредственно и глубоко зависят друг от друга. Поэтому любая неправда, любая несправедливость порождает другую, люди перестают доверять друг другу, а это так опасно в море, в автономном плаванье. Поэтому так тяжело видеть, как бывший капитан судна, некогда фигура легендарная, становится угодником большого чиновника Гракова, его «прилипалой», а нынешний, видя это, ничего не может предпринять, боится сказать слово против… Но кто виноват в том, что Граков и ему подобные до сих пор в силе? Да сами же рыбаки. Их неспособность противостоять лжи и несправедливости. Единственный, кто не боится высказать общее мнение – «дед» - корабельный механик Бабилов. Когда Граков убеждает команду продолжить промысел на неисправном судне, ибо «стране нужна рыба», только «дед» возразил, что стране нужны и рыбаки. Рыбаки, о которых он пекся, его не поддержали. «Дед», единственный, кто сумел бы объяснить людям, что их ловко обманывают, спустился в машину… Его молчание, его отказ от разоблачения Гракова может породить новые «SOS» в Атлантике и уже наверняка – множество бедствий в человеческих душах.

Многозначительно название романа. На циферблате корабельных часов есть трехминутные красные секторы. Это минуты радиомолчания, когда никто, кроме терпящих бедствие, не вправе выходить в эфир на морских частотах. «Три минуты молчания» - это роман о ценности каждой минуты человеческой жизни, потому, что люди должны находить взаимопонимание не дожидаясь, пока часовая стрелка войдет в красный сектор. Владимов работал над романом 6 лет. Он вышел в свет в трех номерах журнала «Новый мир» за 1969 год, а отдельным изданием – с купюрами – только в 1976 году.

Параллельно с романом в 1963 году, Владимов начал «Повесть о караульной собаке». «Верный Руслан» - первоначально небольшое произведение, в основу которой лег реальный случай из лагерной жизни. После амнистии на месте исправительного лагеря построили пионерский. И когда первая партия ребят в сопровождении взрослых шла лесной тропой к лагерю, вдруг из кустов выскочили одичавшие караульные собаки и беззвучно выстроились по обе стороны колонны, привычно охраняя ее. Условный рефлекс. Или, если можно так сказать о собаках, чувство служебного долга.

Этот жуткий эпизод и стал основой авторского замысла, из которого проросла история собаки, чья верность Хозяину и служебное рвение потрясли впоследствии весь мир. Первый ее вариант, отнесенный автором в «Новый мир», был прочитан А.Т. Твардовским, который заметил: «Вы же вашего пса не разыграли. Вы из него делаете полицейское дерьмо, а у пса – своя трагедия». Владимов вспоминал: «И вот, как он произнес слово трагедия, все встало на место».
На переработку ушел год. Хрущевская «оттепель» уходила в прошлое… Время реформ кончалось, и стало ясно, что повесть не напечатают… И она пошла гулять в самиздате без фамилии автора. Многие читатели решили, что это новое произведение А. Солженицына. Возникла угроза утраты авторства. Тогда в 1975 году Владимов дает вынужденное согласие на публикацию «Верного Руслана» в журнале «Грани» (ФРГ).

Реакция властей последовала незамедлительно: «запретить» и «исключить». Книги Владимова перестали печатать, они изымались из библиотек, спектакли по его сценариям сняли с просмотра. Тучи над писателем начали сгущаться еще и раньше, после публикации романа «Трех минут…», который стал суровым приговором Административной системе. А система не прощает нападок в свой адрес. Критика на роман была беспощадной: «Собрал Владимов экипаж», «Шторм и бичи-герои», «Такая книга не нужна!» - вот некоторые названия газетных и журнальных отзывов. Раз была дана команда начальства – значит бей его, пинай, втаптывай в грязь, чтобы вообще не встал.
Но Владимов встал, вынеся весь шквал нападок, и даже посмел в мае 1967 года обратиться к IV съезду Союза писателей с требованием свободы творчества и открытого обсуждения письма А. Солженицына о цензуре.

Вскоре после издания повести «Верный Руслан» за рубежом Владимов через Союз писателей был приглашен на Франкфуртскую книжную ярмарку. Но литературные чиновники даже не известили его об этом. Скрыли от него приглашение известного шведского издателя, втихомолку решив, что Владимов «невыездной». Такое положение дел было для Георгия Николаевича невыносимо оскорбительным: «Я полагал, что после 16-ти лет пребывания в Союзе писателей имею право на эту шестидневную поездку. Для меня это была первая возможность увидеть истинный капиталистический Запад». Союз писателей просто игнорировал все просьбы Владимова оформить выездные документы. И тогда, перед открытием ярмарки 10 октября 1977, он отправил в Правление Союза писателей СССР свой членский билет № 1471 с письмом о выходе из Союза. Но чиновникам этого показалось мало и, после добровольного ухода Владимова, они его еще и формально исключили.
Это еще больше осложнило положение писателя. Его буквально преследовали: поджигали почтовый ящик и двери, звонили незнакомые люди с угрозами. Георгий Николаевич вынужден был обить дверь своей квартиры железом в защиту от незваных визитеров. Его жена Наталья Кузнецова лишилась работы в Агентстве Печати Новости, и семья осталась без всяких средств к существованию.

«Через три месяца явился милиционер с вопросом на какие деньги я живу. «Вы же меня 20 лет знаете. До сих пор об этом не спрашивали. Почему сейчас заинтересовались?» - «Сигналы поступают». – Вспоминал Владимов. – Но пути назад уже не было, мне оставалось печататься только на Западе и не держать свои рукописи дома…» Немногие в то время продолжали поддерживать отношения с опальным писателем: Белла Ахмадулина, Андрей Битов, Лев Анненский, Рой Медведев.

Многое дала Г. Владимову дружба с А. Сахаровым, начавшаяся в 1972 году. Именно с его подачи Георгий Николаевич занялся правозащитной деятельностью. Шесть лет – с 1977 по 1983 годы – Г. Владимов руководил московской секцией, запрещенной в Советском Союзе организации «Международная амнистия», вплоть до выезда. (Потом она прекратила свое существование, а в горбачевские времена открылась официально). 29 января 1980 года организация выступила с обращением против вторжения советских войск в Афганистан. «Это был знаменитый 119-й документ Московской инициативной группы содействия выполнению Хельсинских соглашений, которая пригласила нас принять участие в составлении и подписании этого документа, - вспоминал Г. Владимов, - мы его сочиняли на квартире Сахарова. Сначала его подписали 8 человек, потом еще трое. Если не ошибаюсь, всего 14». И среди них Г. Владимов.

В 1982 году появилась реальная угроза ареста Владимова, 5 февраля на квартиру к нему пришли с обыском. «Надо мной висело уголовное дело, статья 170-я – клевета на советский государственный и общественный строй, меня хотели арестовать, судить. Я же был правозащитником, диссидентом, человеком близким к Сахарову, - много «наклеветал». И когда следователь А. Г. Губинский сказал мне, что скоро… я буду уже… обвиняемым, а пока у меня есть выбор: либо Запад – я могу уехать, либо Восток, я, в общем, готов был пойти под суд. И если бы мне было, скажем, лет 40 и я был бы здоров, то я бы на это пошел. Но мне было 52 года, к тому же два инфаркта… поэтому я вынужден был пойти на уступки».
26 мая 1983 года по приглашению Кельнского университета Г. Владимов уехал в Германию читать лекции о русской советской прозе. Эмиграция не входила в его планы, но буквально через месяц вышел указ о лишении его советского гражданства. Видимо он был готов еще до отъезда писателя. Дороги назад не было. Нужно было как-то устраивать свою жизнь на Западе.

С 1984 по 1986 годы Владимов редактировал журнал «Грани», который принадлежал Народно-трудовому союзу. «Работать в этом журнале мне было чрезвычайно трудно, - говорил писатель. – Я попал в ту же советскую власть, только в карикатурном виде. Заведение напоминало мне контору «Рога и копыта». В конце концов… мы с ними разошлись, просто разругались вдрызг. И я оттуда ушел». С тех пор занимался только творчеством.
Г. Владимов жил и работал в небольшом западногерманском городке Нидернхаузене. Здесь он правдиво воспроизвел трагический период своей московской жизни, написав рассказ «Не обращайте внимания, маэстро». Работал над романами «Мой дом – моя крепость», «Генерал и его армия», «Долог путь до Типперэри». С конца 80-х годов активно выступает в советской (а потом и российской) печати как публицист.

В 1990 году Г. Владимову вернули советское гражданство, и он готов был тут же приехать в Россию, потому что считал: «Чтобы осознать эту жизнь, иметь право на суждение – надо снова вариться здесь, в этом соку». Но никакого жилья в нашей стране у него не было. Его прежняя кооперативная квартира была продана какому-то очереднику, и только в 2000 году председатель международного «Литфонда» В. Огнев предоставил Георгию Николаевичу дом в Переделкино в аренду.

В 1994 году журнал «Знамя» опубликовал роман «Генерал и его армия», вызвавший огромный резонанс в печати. В нем писатель снова затрагивает болезненную тему русской истории – Великую Отечественную войну, приоткрывает завесу над одной из самых запретных ее фигур – генералом Власовым. За это произведение Г. Владимов в 1995 году был удостоен Букеровской премии, оно же получило московскую литературную премию «Триумф» и было названо лучшим произведением десятилетия в 2001 года.
Есть у Г. Владимова и другие награды. Он лауреат премий «За честь и достоинство таланта» (1999), и премии А. Д. Сахарова «За гражданское мужество писателя» (2000).

Последние годы Г. Владимов жил на два дома - и в Переделкино, и в Германии. Но всегда с одинаковым вниманием следил за российскими проблемами и живо откликался на них в своих публицистических статьях. Он был счастлив в августе 1991-го, когда увидел воочию, как «из толпы рождается народ» - так он сказал по радио «Свобода». Он не побоялся вернуться в 1995 году, работал в Комиссии по помилованию при приезде. Он и умер по дороге на Родину: Георгий Николаевич будучи уже тяжело больным, в одиночку отправился на автомобиле через всю Германию в Россию. Сердце 72-летнего писателя не выдержало такой нагрузки. Он умер 22 октября 2003 года и был похоронен на кладбище подмосковного писательского поселка Переделкино. – Вернулся, теперь уже навсегда. Как писал Г. Владимов: «Писатель должен жить в своей стране, болеть ее болезнями, чтобы лучше понимать, чем люди живы, как им помочь, что можно для этого сделать. В общем, жить жизнью своих героев».

Литература
Владимов Г. Возвращение к реализму / Г. Владимов; беседу вела Е. Константинова // Вопросы литературы. – 2001. - № 9-10. – С. 222-248.
Иванова Н. Умер Георгий Владимов / Н. Иванова // Знамя. – 2003. - № 12. – С. 125-126.
Георгий Владимов: [биография] // Нов. время. – 1995. - № 52. – С. 47.
Коц А. Встречи с Владимовым / А. Коц // Урал. – 1990. - № 4. – С. 167-182.
Стародубец А. Ты не печалься…: [некролог] / А. Стародубец // Труд. – 2003. – 22 окт.